ВЕЛИКИЙ – ЗНАЧИТЕЛЬНЫЙ – СНОВА ВЕЛИКИЙ: КАК В СОВЕТСКОЙ КУЛЬТУРЕ 1920–1960-Х ГОДОВ ИСКАЛИ МЕСТО В. В. ВЕРЕЩАГИНУ1

Аннотация

Определение «художник-баталист» применительно к В. В. Верещагину (1842–1904) давно стало клише. Однако его история в контексте российской / советской культуры XX в. не становилась, насколько известно, предметом специального анализа. В настоящей статье оно рассматривается как маркер сопряженных политико-идеологических и теоретико-методологических изменений, задававших восприятие личности и творчества Верещагина, прежде всего в профессиональном сообществе историков искусства. Апроприация верещагинского наследия послереволюционной культурой, его оценивание в ряду других деятелей искусства проходили в несколько этапов. В 1920-е гг. Верещагин был отнесен к числу «буржуазных» художников, обслуживавших колониальные интересы российского империализма. Но уже тогда он воспринимался как близкий (порой до степени смешения) к кругу передвижников, а его живопись – как жанровое выражение общей с ними идейно-эстетической программы. Такая амбивалентность во многом подготовила процессы середины – второй половины 1930-х гг., когда на фоне полемики о «формализме» в изобразительном искусстве оценки Верещагина сместились ближе к реалистическому спектру, хотя формально-иерархически он по-прежнему стоял ниже и в отдалении от Репина, Сурикова, Перова, Крамского и других живописцев, безусловно относившихся тогда к категории великих или выдающихся. К концу 1930-х гг., благодаря усилиям искусствоведа А. К. Лебедева (1908–1993), за Верещагиным закрепляется репутация «крупнейшего» или «выдающегося» русского баталиста. Одновременно в его восприятии заметно ослабевает этнографическая / ориенталистская перспектива. В оценках 1940-х – начала 1950-х гг. следы былой альтернативности еще сохраняются, но в атмосфере позднего сталинизма востребованным оказывается батальное начало. Тезис об антимилитаристском значении творчества Верещагина модифицируется в идею о его живописи как средстве борьбы за мир. Складывается и набор дискурсивных формул, которыми в дальнейшем будут описываться место и роль художника в отечественном искусстве. Наконец, во второй половине 1950-х гг., с публикацией обобщающей монографии А. К. Лебедева, формируется представление о Верещагине как о классике русского реалистического искусства, сопоставимом по значению с передвижниками, и «одном из крупнейших баталистов всей мировой истории искусства». Несмотря на неоднозначное отношение к этой схеме в академической среде, именно она легла в основу всех позднейших связанных с художником культурных паттернов и стереотипов.