RUSSIAN HISTORY AND EUROPEAN IDEAS: THE HISTORICAL VISION OF VASILII KLIUCHEVSKII

Аннотация

Историческая концепция Василия Ключевского включала в себя «идею Европы». В литературе принято полагать, что Европа воспринималась российскими интеллектуалами как некая фигура «Другого», по отношению к которой формировалась идентичность России. Анализ трудов Ключевского, однако, показывает, что эта картина должна быть более нюансированной и что «Европа» или «Запад» не обязательно выступали непременным мерилом России: образцом для подражания у западников или негативным примером для славянофилов. В статье показано, что сопротивляясь традиционным способам концептуализации «европейскости» в русском контексте, Ключевский выработал новые  историографические подходы, основанные на отрицании не «Европы», а гегемонического европоцентризма в осмыслении истории.Важнейшей точкой отталкивания в построениях Ключевского было славянофильство, для которого отличие России от Запада коренилось в различном культурном и религиозном базисе, более того, западноевропейское христианство воспринималось славянофилами как отступничество от истинной веры. Наоборот, для западников сходство России и Запада превалировало над различиями, в частности, имелось в виду сходство модели исторического развития, а не только культурного багажа. Большинство профессиональных историков той эпохи, включая и Сергея Соловьева – учителя Ключевского, придерживались аналогичной западнической, схемы универсального движения человечества вперед.Для европейской историософии XIX в. – века «историзма» и романтизма – характерен перенос качеств личности на общества, прежде всего качеств индивидуальности и развития. По мнению исследователей, в российском контексте понятие «развитие» стало более фундаментальной категорией объяснения истории, чем понятие «индивидуальность». С этой точки зрения, для западнической историографии ключевой стратегией интерпретации явилось представление об «отсталости» России, которая в своем историческом движении повторяет те же европейские стадии, но с известной задержкой.В статье доказывается, что, не принадлежа и к славянофилам, Ключевский предложил альтернативу западническому пониманию истории России. По его мнению, Россия уже является частью Запада по происхождению и общим культурным корням, но это не означает, что подражание Западу должно определять историческое развитие России. Напротив, акцентируя «индивидуальность» в истории, Ключевский утверждал, что, развиваясь, нации диверсифицируются, все полнее раскрывают свою уникальность. Ключевский в этом смысле возвращался к более сбалансированной, «европейской» историософии, в которой «развитие» и «индивидуальность» равномерно представлены, что позволяет нарисовать историю России как историю развития личности, проходящей этапы роста, деградации и возможного возрождения в будущем.Убеждения Ключевского, философски далекие от славянофильства, сближались с ним в плане критики гегемонистического понимания Европы как выбравшей единственно правильную модель исторического развития. Признавая Россию неотъемлемой и полноправной частью Европы, историк настаивал на том, что на ранних этапах развития «русская земля» испытала то же влияние колонизации и ранних форм гражданского общества, что и Запад.Ключевский, как известно, интерпретировал историю России как историю страны, «которая колонизируется», создав тем самым историографическую традицию, воспринятую современными исследованиями «внутренней колонизации». Важно подчеркнуть, что для Ключевского «колонизация» означала прежде всего стихийное освоение народом пространств центральной России, а не государственную политику покорения окраин. В этом смысле теория колонизации Ключевского отражала осмысление истории русского народа, а не истории Российской империи. Его исследовательский проект заключался в осмыслении истории «русской земли», т.е. в выделении из имперского пространства определенной части, понимаемой как русская национальная территория. Аналогичные проекты воображения «центральной/национальной России» были широко распространены среди либеральных националистов позднеимперского периода. Для Ключевского же важной была взаимосвязь «русской нации» и европейской территории России.Таким образом, переосмысливая средневековый династический термин «Русь» или «русская земля» с национальной и территориальной точки зрения, Ключевский создавал концепцию национализма, которая не противоречила концепции империи, но и не совпадала с ней. Как резонно отмечает А. Миллер, российский интеллектуал мог быть сторонником империи и при этом мечтать о воображаемой «русской земле» в ее составе.На стыке концепций «русской земли» и «страны, которая колонизируется» появляется возможность идеализация периода феодальной раздробленности, когда, по мнению Ключевского, ослабление государства вызвало импульсы формирования политического тела России «на народной основе» и в процессе активного освоения территорий верхней Волги. Наоборот, последующая централизация государства влекла за собой ослабление домодерного «гражданского общества» и остановку миграционных потоков: на сцену истории вышел государственный деспотизм и крепостное право. В контексте формулы «государство пухло, народ хирел» интерпретировалась Ключевским и вестернизация страны в XVIII в., которую он иронически описывал как патологический отрыв аристократической культуры от народа. Если попытаться применить таксономию Х. Уайта к трудам Ключевского, то основным модусом его историософии будет трагедия – история народа/личности в движении от довольства и счастья к ничтожеству. Эта «трагедия» создавалась Ключевским с педагогической целью – изобразить гибельность дисбаланса между могуществом государства и слабостью народа. В контексте политических и историософских воззрений Ключевского преодоление этого дисбаланса связывалось с развитием гражданского общества в России и с восстановлением преемственности со средневековым периодом посредством преодоления государственнической «патологии».